mhr
stringlengths
0
1.63k
rus
stringlengths
0
1.74k
Эрден раш волгалтынат огыл, ме начальник деч лектыннат, ончем: мыйын Ивановем ала-кушто подылынат шуктен.
Утром, чуть свет еще, — от начальника вышли, — гляжу: Иванов мой уж выпить где-то успел.
Вик ойлаш, уда айдеме ыле, — кызыт разжаловатлыме...
А человек был, надо прямо говорить, не подходящий — разжалован теперь...
Начальство ончылно пий гай почшым пӱтырен, весе-шамыч ӱмбак вуйым шийын.
На глазах у начальства — как следует быть унтер-офицеру, и даже так, что на других кляузы наводил, выслуживался.
А ӧрдыжтӧ гын эре йӱын коштын.
А чуть с глаз долой, сейчас и завертится, и первым делом — выпить!
Замокыш толынна, кагазым пуэнна, — вучен шогена.
Пришли мы в замок, как следует, бумагу подали — ждем, стоим.
Мыланем пеш оҥай чучеш, — могай барышням наҥгаяш верештеш, а маршрут почеш мӱндыркӧ наҥгайышаш улына.
Любопытно мне — какую барышню везти-то придется, а везти назначено нам по маршруту далеко.
Тиде корно денак каенна, но тудо — волостьыш огыл, а уездный олашке назначитлыме ыле.
По самой этой дороге ехали, только в город уездный она назначена была, не в волость.
Вот мыланем первый ганалан пеш оҥай ыле: могай, шонем, политичке?
Вот мне и любопытно в первый-то раз: что, мол, за политичка такая?
Барышнян погыжым погымешке, очыни, иктаж шагат наре вучышна, а погыжо ик изи вӱдылка гына, ну, юбко да тулеч моло, шкеат шинчеда, книга-шамыч ыльыч, а моло нимат уке; поян еш гыч огыл, шонем.
Только прождали мы этак с час места, пока ее вещи собирали, — а и вещей-то с ней узелок маленький — юбчонка там, ну, то, другое, — сами знаете. Книжки тоже были, а больше ничего с ней не было; небогатых, видно, родителей, думаю.
Тудым луктын шогалтышт, — ончем: тугай самырык, ну изи ӱдырла веле коеш.
Только выводят ее — смотрю: молодая еще, как есть ребенком мне показалась.
Ӱпшӧ ошалге, ик лапкашке пунен сакыме, шӱргӧ чевер.
Волосы русые, в одну косу собраны, на щеках румянец.
Но вара мый ончышым гын, чурий тӱсшӧ йӧршеш уке, корно мучко вынер гай ыле.
Ну, потом, увидел я — бледная совсем, белая во всю дорогу была.
Тунамак мыланем жалын чучо...
И сразу мне ее жалко стало...
Конешне, шонем...
Конечно, думаю...
начальство, нелеш ида нал... арам ок наказатле...
Начальство, извините... зря не накажет...
Тиде политический пашат дене иктаж-мо осалым ыштен, шонем...
Значит, сделала какое-нибудь качество по этой, по политической части...
Но туге гынат, мыланем туге жалке ыле, ну, кеч шортын колто!
Ну, а все-таки... жалко, так жалко — просто, ну!..
Тудо пальтом, колошым чияш тӱҥале...
Стала она одеваться: пальто, калоши...
Погыжымат мыланна ончыктышт, правил почеш ме ончышаш улына.
Вещи нам ее показали, — правило, значит: по инструкции мы вещи смотреть обязаны.
— «Оксада, манына, пеленда уло?»
"Деньги, спрашиваем, с вами какие будут?"
Ик теҥгеат коло кумыр оксаже ыле, — кугуракна тудым нале.
Рубль двадцать копеек денег оказалось, — старшой к себе взял.
— «Тендам, манеш, барышня, мый обыскатлышаш улам».
"Вас, барышня, — говорит ей, — я обыскать должен".
Кузе тудын чурийже вашталте.
Как она тут вспыхнет.
Шинчаже йӱлаш тӱҥале, чурийысе чевер тамгаже утыр шарлыш.
Глаза загорелись, румянец еще гуще выступил.
Вичкыж тӱрвыжым ваш ишен, пеш шыде...
Губы тонкие, сердитые...
Да мемнан ӱмбак ончал колтыш, — ӱшанеда: лӱдынам, лишкыже мияш ом тошт.
Как посмотрела на нас, — верите: оробел я и подступиться не смею.
Ну, а кугуракна, пале, йӱылдалше, вик тудын дек мия.
Ну, а старшой, известно, выпивши: лезет к ней прямо.
— «Мый, манеш, обязан; мыйын, манеш, инструкций!..»
"Я, говорит, обязан; у меня, говорит, инструкция!.."
Ӱдырна туге кычкырал колтыш, Ивановемат чурк лийын шогале.
Как тут она крикнет, — даже Иванов и тот от нее попятился.
Барышням ончем — чурийже чылт ошемын, ик чӱчалтыш вӱрат уке, шинчаже шучкын онча, пеш чот сырен...
Гляжу я на нее — лицо побледнело, ни кровинки, а глаза потемнели, и злая-презлая...
Йолжо дене тава, пеш шыдын ойла, — мый, вик манаш, ойлымыжым раш колыштынжат омыл...
Ногой топает, говорит шибко, — только я, признаться, хорошо и не слушал, что она говорила...
Смотрителят лӱдын, стаканеш вӱдым кондыш.
Смотритель тоже испугался, воды ей принес в стакане.
«Пожалуйста, лыпланыза, манеш, шкендам чаманыза!»
"Успокойтесь, — просит ее, — пожалуйста, говорит, сами себя пожалейте!"
Но ӱдырна тудымат ок колышт,
Ну, она и ему не уважила.
— «Варвар-шамыч, манеш, холоп-шамыч!»
"Варвары вы, говорит, холопы!"
Тулеч моло мут денат туманла.
И прочие тому подобные дерзкие слова выражает.
Кузе шонеда: вет начальство ваштареш тыге сай огыл.
Как хотите: супротив начальства это ведь нехорошо.
Ужат, шонем, шакше...
Ишь, думаю, змееныш...
Дворян кишке!
Дворянское отродье!
Ме тугак ыжна терге.
Так мы ее и не обыскивали.
Смотритель тудым вес пӧлемыш наҥгайыш да тунамак надзирательнице дене лектыч.
Увел ее смотритель в другую комнату, да с надзирательницей тотчас же и вышли они.
— «Нимат, маныт, пеленже уке».
"Ничего, говорит, при них нет".
А ӱдырна нуным онча да игылтме семын шыргыжеш, шинчаже пырыс шинча гай йӱла.
А она на него глядит и точно вот смеется в лицо ему, и глаза злые всё.
А Иванов, пале, йӱшылан нимат огыл, семынжак вӱдылеш: — Закон почеш огыл, манеш, мыйын инструкций!..
А Иванов, — известно, море по колена, — смотрит да все свое бормочет: "Не по закону: у меня, говорит, инструкция!.."
Но смотритель ушешат ыш нал.
Только смотритель внимания не взял.
Конешне, йӱшӧ дене мом кутыраш!
Конечно, как он пьяный. Пьяному какая вера!
Тарванышна.
Поехали.
Ола гоч эртен кайымына годым ӱдыр эре карета окнашке онча, пуйто, тиде вер дене чеверласынеже, ала иктаж палымыжым ужнеже.
По городу проезжали, — все она в окна кареты глядит, точно прощается либо знакомых увидеть хочет.
А Иванов чаршам петырыш.
А Иванов взял да занавески опустил окна и закрыл.
Тиддеч вара ӱдыр лукышко пурен шинчын, мемнам огешат ончо.
Забилась она в угол, прижалась и не глядит на нас.
Мый чытен ыжым керт, занавескым изишак почым, пуйто шке ончынем, но тудланат койжо.
А я, признаться, не утерпел-таки: взял за край одну занавеску, будто сам поглядеть хочу, — и открыл так, чтобы ей видно было...
А тудо ышат ончал, лукышто тӱрвыжым пурлын шинча...
Только она и не посмотрела — в уголку сердитая сидит, губы закусила...
Вӱр лекмеш, шонем, тӱрвыжым пурын пытара.
В кровь, так я себе думал, искусает.
Вара кӱртньӧ корно дене каяш перныш.
Поехали по железной дороге.
Тиде шыжым, сентябрь тылзыште ыле, но кече ояр шоген.
Погода ясная этот день стояла — осенью дело это было, в сентябре месяца.
Мардеж садак юалге, вет шкеат паледа, шыже, а тудо вагон окнам почын вуйым луктешат, шинча.
Солнце-то светит, да ветер свежий, осенний, а она в вагоне окно откроет, сама высунется на ветер, так и сидит.
Инструкций почеш тидым ышташ ок лий, но тудын пиалешыже, Иванов, вагоныш шичмек, вик нер йӱк дене коргыкташ тӱҥале, а мый ӱдырлан каласаш ом тошт.
По инструкции-то оно не полагается, знаете, окна открывать, да Иванов мой, как в вагон ввалился, так и захрапел; а я не смею ей сказать.
Вара чытен ыжым керт, лишкыже мийышым: — «Барышня, манам, окнам петырыза».
Потом осмелился, подошел к ней и говорю: — Барышня, говорю, закройте окно.
Нимат ок ойло, пуйто тудлан огыл ойлат.
— Молчит, будто не ей и говорят.
Мый изиш лиймек адак ойлем:
Постоял я тут, постоял, а потом опять говорю:
— Кылмеда, барышня, йӱштӧ вет.
— Простудитесь, барышня, — холодно ведь.
Мыйын велыш савырныш, тӱткын онча, пуйто ала-мо тудым ӧрыктарен.
Обернулась она ко мне и уставилась глазищами, точно удивилась чему...
Эше ик гана шӱтен ончалят, каласыш: — Кораҥза мый дечем!
Поглядела да и говорит: "Оставьте!"
— Адакат окнашке вуйжым чыкыш.
И опять в окно высунулась.
Мый кидым лупшальымат, ӧрдыжкӧ миен шогальым.
Махнул я рукой, отошел в сторону.
Изиш лыпланышыла коеш.
Стала она спокойнее будто.
Окнам петыра, пальто денже пӱтыралтеш, ырынеже.
Закроет окно, в пальтишко закутается вся, греется.
Ойлышым вет, мардеж пеш йӱштӧ ыле!
Ветер, говорю, свежий был, студено!
Вара адак окна деке миен шинчеш, адак мардежыште, тюрьма деч вара ончен шерже ок тем.
А потом опять к окну сядет, и опять на ветру вся, — после тюрьмы-то, видно, не наглядится.
Чурийжат весела лийын, онча да шкеже шыргыжеш.
Повеселела даже, глядит себе, улыбается.
Тиде жапыште тудо пешак мотор ыле!
И так на нее в те поры хорошо смотреть было!..
Ӱшанеда мыланем...
Верите совести...
Каласкалыше шып лие, ала-мом шона.
Рассказчик замолчал и задумался.
Вара, пуйто, изиш аптыранен, адак тӱҥале:
Потом продолжал, как будто слегка конфузясь:
— Конешне, тиде первый ганалан тыге...
— Конечно, не с привычки это...
Варажым шуко еҥым коштыктенам, тунемалтын.
Потом много возил, привык.
Но тунам мыланем неле ыле: кушко, шонем, тыгай нарашта ӱдырым наҥгаена...
А тот раз чудно мне показалось: куда, думаю, мы ее везем, дитё этакое...
Те, господин, мыйым ида титакле, но тунам мыйын ушыштем тыгай шонымашат ыле: а мо, шонем, начальство деч йодаш да тудым марлан налаш...
И потом... признаться вам, господин, уж вы не осудите: что, думаю, ежели бы у начальства попросить да в жены ее взять...
Политический шонымашыжым вуй гычше луктын кудалтыктем ыле.
Ведь уж я бы из нее дурь-то эту выкурил.
Айдемыже мый вет служышо улам...
Человек я, тем более, служащий...
Конешне, тунам рвезе уш... ужарге...
Конечно, молодой разум... глупый...
Кызыт ынде умылем...
Теперь могу понимать...
Язык касарыме годым тидын нерген поплан ойленамат, тудо «Тыгай шучко шонымашет дене тый локтылалтынат.
Попу тогда на духу рассказал, он говорит: "Вот от этой самой мысли порча у тебя и пошла.
Очыни, тудо юмыланжат ӱшанен огыл...» манын каласыш.
Потому что она, верно, и в бога-то не верит..."
Кострома гыч тройка ден каяш перныш.
От Костромы на тройке ехать пришлось;
Иванов пеш чот йӱшӧ: пожалтеш, адакат йӱэш.
Иванов у меня пьян-пьянешенек: проспится и опять заливает.
Вагон гыч лекнат, тайныштеш веле.
Вышел из вагона, шатается.
Ну, шонем, паша томам, казна оксам, шонем, ынже йомдаре.
Ну, думаю, плохо, как бы денег казенных не растерял.
Почтовый орваш пурен возын, тунамак малаш тӱҥале.
Ввалился в почтовую телегу, лег и разом захрапел.
Ӱдыр тудын пелен шинча, но шинчашыже каньыле огыл.
Села она рядом, — неловко.
Ивановым ала-могай йырнык ӱмбак ончалме гаяк ончале да тудым тӱкалташ огыл манын, лукышко чумырген шинче.
Посмотрела на него — ну, точно вот на гадину на какую. Подобралась так, чтобы не тронуть его как-нибудь, — вся в уголку и прижалась,
А мый ямщик олмышто шинчем.
а я-то уж на облучке уселся.
Кайымына годым мардеж йӱдйымачын ыле, мыят пеш чот кылменам.
Как поехали, — ветер сиверный, — я и то продрог.
Шовычым умшашкыже кучен, ӱдырна пеш чот кокыраш тӱҥале, ончем, — шовычыштыжо вӱр.
Закашляла крепко и платок к губам поднесла, а на платке, гляжу, кровь.
Мыйын чонемым пуйто ала-мо шуралтыш.
Так меня будто кто в сердце кольнул булавкой.
— Эх, манам, барышня, тыге лиеш мо!
— Эх, говорю, барышня, — как можно!
Черле улыда, а тыгай корныш лектында, — вет шыже, йӱштӧ...
Больны вы, а в такую дорогу поехали, — осень, холодно!..
Тиде, манам, нимолан ок йӧрӧ!
Нешто, говорю, можно этак!
Тудо мыйым ӧрын ончале, ужам, — шыдыже адак шолаш тӱҥале.
Вскинула она на меня глазами, посмотрела, и точно опять внутри у нее закипать стало.
— Мо, манеш, те окмак улыда мо?
— Что вы, говорит, глупы, что ли?